Александр СЛАДКОВ: «Хочется принадлежать к лиге настоящих мужчин»
Известный военный журналист Александр Сладков родился первого апреля, в день дурака. По этому поводу он говорит: «Если человек изначально не чувствует себя дураком, он никогда не станет умным». И вообще считает, что должен быть не только день, но и год дурака, и даже столетие. Потому что самоирония – тот стержень, который помогает человеку оставаться самим собой. Чтобы не выглядеть по-дурацки, как только почувствуешь, что ты великий, сразу скажи себе: «Солдат! Вернись на родину!»
Автор «Военной программы», которая выходит в эфир по субботам на канале РТР, и программы радио России «Шинель» живёт в Монине. Он потомственный военный. И в жёны взял дочь офицера. С Татьяной они венчаные муж и жена. Воспитывают четверых детей. Отец в семье – безусловный авторитет.
Журналистскую карьеру Сладков начинал в щёлковской районке «Время», затем ушёл на телевидение. «Я испытываю настоящий кайф от работы, – признаётся он. – От того, что в моей команде люди, близкие мне по духу, от того, что могу делать, что хочу. Но – маленький нюанс: то, что я хочу, совпадает с государственными задачами государственного телевидения».
О телевидении
– Если снять камуфляж с «Военной программы», то о чём она?
– О людях. Можно даже и не снимать.
– Но ведь «Дом-2» тоже о людях.
– Наша передача о людях, которые полезны для Родины. Которые делают вещи, нужные обществу.
– Программа выходит утром, народ ещё спит, а вы несёте в мир доброе и вечное…
– Мы проводим специальные исследования, изучаем рейтинги и видим, что программу нашу смотрят, она доходит до зрителя. До тех, кому именно эта информация нужна. Нет, можно, конечно, поставить в эфире онанирующего солдата – тогда станут смотреть все. И обсуждать будут. Но не в этом наша задача. Мы всё никак не можем понять роль армии в нашей жизни. А роль –огромная. Люди порой видят только юность в сапогах. И не понимают, что на самом деле это гораздо большее – для нас, для детей, для будущего. Мы подыскиваем героев, рассказываем о них доступным языком, о том, как человек смог в сложных обстоятельствах остаться человеком, поступить правильно, стать лучше.
– А настоящий герой – каков он?
– Есть люди – потенциальные герои. И есть те, которым повезло реализовать свои возможности. И те, и другие – герои. Но первые... Мы смеёмся, что это герои без права ношения медалей. То есть их труд по каким-то причинам не оценили, не наградили, хотя есть за что. А герой ведь не тот, кто выйдет и героически всем набьёт морду. Это человек, который должен совершить большой поступок во имя Родины. Но к этому нужно всегда быть готовым. Воспитывать в себе это с детства.
И в то же время нельзя постоянно быть на тропе войны. Это мешает людям в общении. Гораздо важней отношения в быту, в повседневной жизни. Некоторые думают, что война – это когда все фехтуют, не засовывая нож в ножны, стреляют... А на войне бывают и мирные дни. Даже у спецназовца война занимает не больше процента его жизни. Всё остальное – тягомотина, связанная с полевыми выходами, плацами, полосами препятствий, тропами разведчиков, работой в боксах, парках боевых машин, дежурствами... Это армия. Просто ты должен быть готов в любой момент пойти и воевать.
– Ты не вылазишь из командировок, дома то же: монтаж, поиски новых сюжетов, запись программ на радио. И находишь силы ещё и спортом заниматься. Это такая любовь к работе, к жизни или что-то ещё?
– Мне интересно. Я действительно испытываю кайф от ощущений, когда потеют ладони, заставляю держать себя в тонусе. Или когда переживаю неприятные моменты. Разные. Неприятно, когда меня правят, когда мне говорят: делай это, а не то. Но не всегда нужно подчиняться. Надо находить пути устранения тех недостатков, о которых мне говорят. У меня одно время всё, что шло в эфир, воспринималось на ура. Но режиссёр Александр Нехорошев сказал, что меня это испортит. И я сделал два шага назад. Или вот ещё: хочешь кому-то дать в челюсть, а не можешь найти в себе силы сделать это. Неприятен страх, непреодолённая трусость. И очень радует, когда этот страх побеждаешь. Ведь боялся же я на вертолёте летать, пинка давал группе, а сам думал: ну, слава Богу, в этот раз пронесло! Или вот БТР стоит, а нужно пробежать за него ещё 200 метров, и никто не знает, что же там дальше. В этот момент ты боишься-боишься – и вдруг в голове будто срабатывает переключатель: хоп – и всё. Страх преодолел и нормально работаешь. Эти ощущения каждому офицеру и солдату знакомы. Это, может, высокие слова, но хочется принадлежать к лиге настоящих мужчин, таких, как спецназовцы, десантники, милиционеры, которые ловят преступников.
Об армии
– Что значит армия для твоего сына? Он ведь собирается в военное училище?
– В современной России только Вооружённые Силы, а конкретно Министерство обороны – единственная структура, которая обращает внимание на здоровье молодых людей и проводит регулярные медицинские осмотры, лечит, если это необходимо. Пусть и исходя из своих потребностей, а именно плана призыва. Она готовит их к трудностям в тех же военно-патриотических лагерях. Потому что родители в большинстве не делают этого. А к армии нужно готовить. Если мальчику трудно, потому что он не может трёх раз подтянуться на перекладине, – это не вина армии. Но мой сын давно перешагнул ту черту, за которой могли бы быть претензии к его здоровью. Он серьёзно занимается спортом, и если говорить о физической подготовке, то готов поступить в военное училище.
Армия – это структура, которая поможет ему стать другим. Стать лучше, реализоваться. Я поясню: вот ты командир взвода, тебе подчиняются 28 человек, готовых выполнить любой приказ. Захочешь – они будут тупо бегать в противогазах по плацу или отжиматься до опупения, ненавидя тебя, себя и все Вооружённые Силы. А захочешь – и они станут лучше, будут выполнять все нормативы, лучше стрелять, и даже бегать в противогазах и отжиматься. Но уже не по простой прихоти, а потому, что станут понимать, для чего это нужно тебе, им самим, Родине, в конце концов. А затем у тебя уже рота, 110 человек, а далее у тебя батальон, а там и полк, и вот ты командир дивизии и движешь этими людьми, делаешь их лучше, приносишь пользу. Это очень интересно – в армии служить. Я говорю не о той армии, где солдатики помогают в коттеджах Щёлковского района кому-то говно выгребать. Не о той армии, где слушатели академии вместо того, чтобы напряжённо учиться, вынуждены ещё подрабатывать. Потому что офицерам не хватает зарплаты достойно содержать семью. Это отдельный разговор. Нет, я говорю о добром, чистом и светлом. Я помню себя. Я бы из армии никогда не ушёл, если бы не ряд обстоятельств, о которых сейчас не хочу рассказывать. Они не связаны ни с криминалом, ни с чем-то плохим, просто жизнь и судьба так повернулись. А для моего сына армия – это стезя, где он с 18 лет попадает в систему, которая предоставит ему жильё в связи с ипотекой, он и его семья будут иметь возможность следить за своим здоровьем.
Да, он может погибнуть. И некоторые удивляются, что единственного сына я отдаю в десантное училище: «У тебя их рота, что ли?» Но понимание того, что твоя работа связана с таким риском, тоже делает человека чище и лучше. А это уже другой статус. И его не сравнить с нечистоплотным гаишником, который только и способен выдавить у тебя лишний стольник и засунуть его в карман на своей жирной заднице. br – За что ты не любишь современную армию?
– Много вредных вещей есть, но они касаются реформирования. Вот одна: самое начало службы, призывной пункт. И здесь из-за собственной неграмотности и аморфности призывник чувствует себя галёрником. Идёт служить, куда пошлют. Я считаю, что человеку армия должна предоставить возможность выбора.
О воспитании
– У тебя четверо детей. Не страшно за них? Молодые ведь сегодня не очень хотят рожать, дескать, время трудное, и вообще...
– Четверо детей – это мало. Как говорил ещё в XIX веке имам Шамиль, «расчёт и подвиг – вещи несовместимые». Мне жаль, что молодые семьи берут калькулятор и рассчитывают, заводить им детей или нет… Да всю жизнь отдавали своим детям самое последнее! И у нас в семье было такое, что я работал сторожем на автобазе, сидели без хлеба. Но не думали: рожать или нет.
– Видно, что дети тебя уважают. Есть какие-то секреты воспитания?
– Основной метод: воспитание должно быть непрерывным. Следует не только говорить детям, вот это хорошо, а это плохо, но и реагировать тут же, если ребёнок поступает неправильно. Есть старый армейский принцип: что-то поручил, должен проверить. Говорю о чём-то с детьми, рассказываю вещи, которые могут быть полезны, потом проверяю, поняли или нет. Только примеры должны быть положительными. И сам стараюсь вникнуть в дела детей, в то, чем они интересуются. Например, мне не нравится, что моя дочь смотрит «Дом-2». Это не совсем полезная программа для молодёжи. Но, поговорив с ней, я понял, что она находит в ней свой контекст. Она изучает психологию взаимоотношений в молодёжном коллективе. Теперь обсуждаем с ней эту тему.
– А родительские собрания, отметки?
– Да я сам всю жизнь был двоечником и никогда об этом не жалел. И не считаю, что в школе прошли мои лучшие годы. Но я преклоняюсь перед учителями, которые в такой обстановке находят силы и идут на занятия, несут доброе и вечное. Школа для меня – это прежде всего коллектив, первая любовь, танцы, походы, волнения друг за друга. Но не оценки. И на оценки своих детей я не обращаю внимания. Главное, чтобы людьми хорошими выросли, а нужны будут знания – добудут. Такие знания гораздо прочней тех, что насильно вбиваются в голову и вылетают из неё сразу после экзамена.
– По современным меркам четверо детей – это много.
– Четверо – это мало! Дети – это самое классное в жизни. Вот они бегают, и такая аура вокруг, которую ничем не заменишь – ни друзьями, ни поклонниками, которые будут твоё имя писать на заборах, ни письмами преданных радиослушателей, ни грамотами.
– А поклонники-то есть? Ведь ты человек известный.
– Нет, ну что я, Филипп Киркоров, что ли? Есть друзья, единомышленники, которым нравится то, что мы делаем. На самом деле много людей думает так же. Потому что мы не вырваны из контекста, из жизни, делаем программу на нормальные темы. Например, об инвалидах. Есть парень, после ранения в Чечне он оказался в коляске. Но родители не сдаются, борются, делают всё, чтобы их мальчик снова встал на ноги. Мать не может выносить его на руках с какого-то там этажа хрущёвки, они вынуждены переехать в халупу на окраине города, где ему проще из дома выехать на коляске. 800 тысяч рублей потрачено на лекарства, памперсы, мочеотводы. Вот мать просит помочь нашу пожилую красавицу из Санкт-Петербурга, госпожу Матвиенко. И та – ай, умница! – помогает: ставит его в очередь на жильё 19441-м. И наши чиновники тире государство говорят: «Да, мы, конечно, поможем, компенсируем вам пять тысяч рублей»! Да их нужно башкой в говно окунуть, чтобы они очнулись. Очухались! Ведь это наш общий ребёнок, это он вместо их детей там воевал. И если бы это в первый раз! Матвиенко пообещала вдове моего друга, Василия Захарчука, который зашивал мне дырку в Грозном, выделить квартиру. Васька погиб при взрыве госпиталя в Моздоке. На могиле пообещала. И что? Не дала. Матвиенко, которая хотела в Питере госпиталь для ветеранов войны забрать для каких-то других целей. И только когда сто Героев Советского Союза написали письмо Путину, её поставили на место. Вот какие люди у нас есть. И что теперь – ассоциировать с ними своё государство, свою Родину? Ни фига себе!
О Родине
– А что для тебя Родина?
– Я люблю Монино, но не могу сказать, что Рязань, Сибирь, Курган мне не родина. Не-родина – это сволочи, которые мешают нам жить. Которые своей задницей занимают государственные стулья, а самим бы только набить мошну. Они после обретения статуса начинают забывать вообще, что такое Родина, решают какие-то свои задачи, не связанные с этим понятием. Никогда я не смешивал понятия «родина» и «государство». Хотя мы работаем на государственном телевидении, значит, являемся государственными людьми и выполняем государственные задачи. И я счастлив, что те задачи, которые являются государственными, совпадают с теми, что ставит моя программа.
– Сейчас много споров о межнациональных отношениях. Москва рядом, и вопрос этот стоит очень остро.
– Национализм – величайшее зло. Оно может разрушить Россию. Два примера: нашумевшее убийство таджикской девочки и ещё одно, про него СМИ не писали. Убили мою родственницу на Осеевской. Свердловские опера (спасибо, ребята!) быстро нашли убийц. Таджик, армянин и русский. О чём это говорит? Нет плохих национальностей, есть плохие люди. И нужно реальней смотреть на вещи. А выгнать всех не решение проблемы. Это мы уже проходили: Пётр I поставил задачу очистить Москву от инородцев, а через три дня оказалось, жрать нечего. Нужно дать возможность работать всем – и русским тоже. У нас главы администраций необразованные в этом плане. Нужно учитывать настроения в обществе, регулировать национальный состав. Но не милицией и крохоборами из администраций и паспортных столов. Это следует ввести в ранг национальной политики. У нас же государственной национальной политики нет. Возьми любой из кавказских народов и скажи чётко: какая государственная политика ведётся в отношении этого народа? У нас вообще нет ничего чёткого. Равно как нет и конфессиональной политики.
После распада СССР его место заняла Россия – такое же многонациональное государство. И нужно обучать жить в нём. С малолетства. Я на Кавказе не могу вести себя так же, как и в Москве, потому что там другие традиции, другой уклад. В одно общество я иду только в смокинге, в другое могу прийти и в тапочках. Потому что меня научили, что можно, а чего нельзя. А нам культуры не хватает. И грамотёшки. Нужно историю вспомнить: когда война была – узбеки, армяне и казахи воевали против фашистов. Тогда, значит, нормально, что они под Москвой были. А сейчас – плохо? Да, строй мышления у людей разный, но они такие же граждане России. Надо с уважением относиться к другим. Но – и к себе уважения требовать. Себя не давать в обиду ни в коем случае, и не давать в обиду тех людей, которых рядом оскорбляют только за то, что он грузин, армянин, азербайджанец, таджик, туркмен.
О настоящем и будущем
– О чём мечтаешь?
– Есть мечты, сама понимаешь, запрещённые. А в армии знаешь как было: лежишь и мечтаешь, будто ты на перекладине подтягиваешься 20 раз, 30, 40, 50, 60… Может, меня кто-то не поймёт. Но вот такие мечты. О самосовершенствовании. А так – мечта… только внуков повоспитывать.
– А в космос полететь, например?
– Да ну что ты! Затолкают в скафандр, потом ещё в какую-то штуку и зашлют... Меня аж мутить начинает. Я же высоты боюсь. Так до клаустрофобии можно домечтаться. На самом деле все мои мечты сбываются. Но нельзя гневить Бога, поэтому не прошу по пустякам. А главное – внуков увидеть, чтобы дом был, чтобы все живы, здоровы были. Обычные, нормальные человеческие мечты.
– А поваляться на диване с книжкой, поспать, отдохнуть?
– Да, почитать я люблю. Исторические, в основном. Сейчас читаю «ЖЗЛ» о Лавре Корнилове. Интересно, что я бывал там же, где этот человек. И как бы я поступал на его месте. А насчёт поспать... Мой папа ещё говорил, что спать нужно много. Днём – хотя бы 20 минут. Есть же в других странах фиеста, когда днём отдыхают. А у нас человек ничего не стоит. Я вчера на тренировке бежал и думал: мы часто смеёмся над американцами. Им вот командование запретило выбегать на зарядку в берцах, только в кроссовках. Я сначала думал: да что это за армия, а как же реальные условия, где приходится бегать именно в берцах? А ведь они, по сути, берегут своих людей.
– К чему это такой глобальный поворот?
– А к тому, что мы мечемся как угорелые: где, какая у нас государственная идея?! А ведь ещё Солженицын сказал: мы должны делать всё, чтобы человеку было лучше. Не его внуку или правнуку, хотя и им, конечно, тоже. Но главное – здесь и сейчас чтобы человеку было хорошо жить в своей стране. Это не значит, что нужно собрать весь хлеб, намазать на него всё масло, сожрать и послезавтра остаться голодными. «Чтобы человеку было лучше уже сейчас» – это и должно быть нашей стратегической идеей.